Неточные совпадения
Тогда члены комиссии отказались от своего заявления, и Сергей Иванович начал логически доказывать, что надо или признать, что суммы ими поверены, или не поверены, и подробно развил эту
дилемму.
—…мрет без помощи? Грубые бабки замаривают детей, и народ коснеет в невежестве и остается во власти всякого писаря, а тебе дано в руки средство помочь этому, и ты не помогаешь, потому что, по твоему, это не важно. И Сергей Иванович поставил ему
дилемму: или ты так неразвит, что не можешь видеть всего, что можешь сделать, или ты не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я не знаю чем, чтоб это сделать.
— Пред нами —
дилемма: или сепаратный мир или полный разгром армии и революция, крестьянская революция, пугачевщина! — произнес оратор, понизив голос, и тотчас же на него закричали двое...
— Если это неправда, то… что обидного в моей догадке? — сказал он, — а если правда, то опять-таки… что обидного в этой правде? Подумайте над этой
дилеммой, кузина, и покайтесь, что вы напрасно хотели подавить достоинство вашего бедного cousin!
«А ведь я друг Леонтья — старый товарищ — и терплю, глядя, как эта честная, любящая душа награждена за свою симпатию! Ужели я останусь равнодушным!.. Но что делать: открыть ему глаза, будить его от этого, когда он так верит, поклоняется чистоте этого… „римского профиля“, так сладко спит в лоне домашнего счастья — плохая услуга! Что же делать? Вот
дилемма! — раздумывал он, ходя взад и вперед по переулку. — Вот что разве: броситься, забить тревогу и смутить это преступное tête-а-tête!..»
Дилемма стояла передо мной неотразимая: или университет и дальнейшее образование, или отдалить немедленное приложение «идеи» к делу еще на четыре года; я бестрепетно стал за идею, ибо был математически убежден.
Современная философская мысль подходит к
дилемме: интеллектуалистический гностицизм или волюнтаристический прагматизм.
Возможно ли сознательно освободиться от соблазнительной
дилеммы: возложить на Творца вину за зло, содеянное творением, и вызвать образ злого бога или совсем отрицать объективность зла в мире?
Нет, кантианство ставит роковые
дилеммы для самой жизни, для самого бытия, а не только для познания, для науки.
Наше бытие сдавливает наше мышление, ставит нам на каждом шагу ограничительные
дилеммы.
Но хвала тому, кто своей историей одинокой души обострил
дилемму — «пистолет или подножье Креста» и пришел к подножью Креста через муки декадентства.
Иначе — ведь это ужасно — мы остаемся в неразрешимой
дилемме: или умереть с голоду, броситься в пруд, сойти с ума, — или же убить в себе мысль и волю, потерять всякое нравственное достоинство и сделаться раболепным исполнителем чужой воли, взяточником, мошенником, для того чтобы безмятежно провести жизнь свою…
Самые заскорузлые крепостники ничего не имели сказать против этого; нашлись только два радикала, которые подшучивали над
дилеммой, поставленной Красновым, и подали свой проект.
Дилемма была такова: если восторжествует Франция, то, вместе с нею, восторжествует и бандит; ежели восторжествует Пруссия, то, боже милостивый, каким истязаниям подвергнет она ненавистную «страну начинаний», которая в течение полустолетия не уставаючи била тревогу?
Перед церквами стоит
дилемма: нагорная проповедь или Никейский символ — одно исключает другое: если человек искренно поверит в нагорную проповедь, Никейский символ неизбежно потеряет для него смысл и значение и вместе с ним церковь и ее представители; если же человек поверит в Никейский символ, т. е. в церковь, т. е. в тех, которые называют себя представителями ее, то нагорная проповедь станет для него излишняя.
Помпадур пробует продолжать спор, но оказывается, что почва, на которой стоит стряпчий, — та самая, на которой держится и правитель канцелярии; что, следовательно, тут можно найти только обход и отнюдь не решение вопроса по существу. «Либо закон, либо я» — вот какую
дилемму поставил себе помпадур и требовал, чтоб она разрешена была прямо, не норовя ни в ту, ни в другую сторону.
Нынче вся жизнь в этом заключается: коли не понимаешь — не рассуждай! А коли понимаешь — умей помолчать! Почему так? — а потому что так нужно. Нынче всё можно: и понимать и не понимать, но только и в том и в другом случае нельзя о сем заявлять. Нынешнее время — необыкновенное; это никогда не следует терять из виду. А завтра, может быть, и еще необыкновеннее будет, — и это не нужно из вида терять. А посему: какое пространство остается между этими двумя
дилеммами — по нем и ходи.
Получается роковая
дилемма: если барка пройдет далеко от первого бойца и не перережет струи в углу, она разобьется о второй боец; если барка не побоится бойца, то какое-нибудь одно просчитанное мгновение — и она в щепы разобьется о каменный выступ.
Можно было подумать, что человек этот живет исключительно
дилеммами и софизмами, которыми для ближайших целей управляет с величайшей ловкостью.
Даже в самые отдаленные куртины старого сада, бывало, доносятся возгласы: «это
дилемма!», «позвольте!», «a priori рассуждать нельзя», «идите индуктивным способом» и т. п.
Теперь перед ней была
дилемма: или она должна была бежать через огонь и опалить свой пушистый мех, или броситься навстречу охотникам с малым числом шансов уцелеть под обстрелом из трех ружей.
— Как посредник высших сил, вы можете сделать очень много, можете реформировать нравственность, разъяснять неразрешимые до сих пор
дилеммы… ну, вообще обновлять, освежать, очищать человеческое мышление.
Мой череп ломило от этого целый день — и я едва мог успокоиться и позабыть эту головоломную по тогдашнему моему состоянию
дилемму.
За каких-нибудь три месяца в моей душе перебывало множество всяких впечатлений, идей, итогов, обобщений, проблем и
дилемм, вызывающих тот или иной ответ.
Учение истины знает эту
дилемму — или безумное существование, или отречение от него — и разрешает ее.
Мы совсем не стоим перед
дилеммой или признать подлинной реальностью объект, входящий в субъект познания, или совсем отрицать реальность, разлагая ее целиком в ощущения и понятия, созидаемые субъектом.
Перед человеком ставится
дилемма — свобода или счастье, благополучие и устроение жизни, свобода со страданием или счастье без свободы.
Но, увы, для второго разрешения этой
дилеммы у ней не было прежней силы. Она решилась на первое, думая, что в разлуке государь более оценит ее общество.
Все ограничительные
дилеммы формальной логики являются лишь приспособленным отражением ограничительных
дилемм данной мировой необходимости [Зависимость законов логики от состояния бытия по-своему хорошо раскрывает Н. Лосский в книге «Обоснование интуитивизма».].
С этой томительной для него
дилеммой Сергей Сергеевич заснул после вечера у «волоокой» Доры, и с ней же проснулся он, против обыкновения, довольно рано на другой день.
Перед этой философией стоит
дилемма: быть или творить.
Вот
дилемма, которую приходилось ему разрешить. После долгих колебаний он решился на последнее. К тому же он считал себя вправе противодействовать нечестным замыслам чересчур предприимчивой мамаши.
Человек поставлен перед
дилеммой: или сознать себя христологически или сознать себя антихристологически, увидеть Абсолютного Человека в Христе или увидеть его в антихристе.
Между национальным единством и единством человечества не может быть никакого принципиального противоположения. Бессмысленно ставить
дилемму: нация или человечество, национальное или общечеловеческое сознание.
Дилемма эта порождена рационалистическим гуманизмом, который не признает ступеней иерархии конкретных индивидуальностей.
Мировое значение социализма я вижу в том, что он ставит человечество перед
дилеммой: или единение и братство людей во Христе или единение и товарищество людей в антихристе.
Эту
дилемму с необычайной остротой поставил русский народ перед всем миром.
Теперь с общей воинской повинностью и участием всех в суде в качестве присяжных,
дилемма эта с поразительной резкостью поставлена пред всеми.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что
дилемма его неопровержима.